в дом подбрасывать, отчего избы и загораются. Как вам эти весёлые друзья людей? Вообще, бывает чаще, когда черти пьяным помогают. Они пьяных очень уважают, по народным поверьям, и не оставляют в беде.
– Почему? Они же людям должны всякие гадости создавать? – уточнила удивлённая графиня.
– Наверное потому, что на пьянство они сами их наталкивают. По народным поверьям именно черти наводят на людей болезнь под названием «хмелевик», а потом ими и забавляются. Всякие шутки с ним шутят. Им, чертям, пьяный человек очень близок. Его на грех направить можно, драки, убийства, воровство и всякое другое. Если здесь Волколаки живут, то и те тоже где-то поблизости обитают. Нечисть – она по отдельности не живёт, вся рядышком. Компанией-то лучше чёрные дела творить.
– Да ну тебя, Евграф, ты же надеюсь не веришь в то, что рассказала Марфа и поэтому шутишь! Хотя вдруг в этом что-то есть? Я вот «Алису в стране чудес» в детстве читала. Дедушка книжку нам с Петром дарил, одну на двоих. Так вот там всё похоже на правду! – хитро уточнила Ольга.
– Верю, поэтому и еду. Только верю, естественно, не в присутствие Волколаков и чертей, а в злой умысел чьей-то злой воли. Всё уж, здесь в сельце, больно запутано.
Глава 5 Гвардейская пуговица
Подъехав к роще, все вышли из экипажей. Красота была неописуемая. Они находились над обрывом у реки, с которого было видно версты три-четыре, вперёд. Куда не посмотреть, всюду были рощи, яблоневые сады или заросли крыжовника. Воздух свеж и наполнен весенним ароматом земли и растений. Снега не было, земля уже подсохла полностью. К Евграфу и графине подбежала взъерошенная Марфа.
– Вот здесь, барин, недалече я всё и видела. Следы Волколаков и кровь жертв безвинных, от них пострадавших. Пойдёмте в рощу, там всё покажу. Только вы, барин, рефольфер свой достаньте, мало ли чего может случиться. С рефольфером оно поспокойнее будет. А пули у вас обычные или серебряные? Нечисть только серебряными погубить возможно!
– Пройдёмте, Марфа. Показывайте, где ваши сказочные существа обитают? – ответил сыщик, смотря на неё с нескрываемой улыбкой.
Вместе с крестьянкой вошли в рощу, несколько сзади следовала графиня и управляющий. Через несколько метров Евграф подошёл к указанному месту. Возле большого кряжистого дуба имелся огромный камень, неизвестно как сюда попавший. На нем действительно была кровь. Рядом на ветках деревьев висело несколько небрежно изготовленных корзиночек из подручной травы с остатками пищи. Кругом действительно имелись следы крупного зверя, похожие на волчьи. Следы были не парные как от четырёхногого зверя, а по два следа, как обычно, ходит человек.
– Вот видишь, барин, не шутила и не обманывала я. Я вообще всегда правду говорю. Что увижу, то и рассказываю людям. Священник мне не поверил, а управляющему нашему бесполезно, что-то говорить. То на смех поднимет, то материт, если не в тот момент под руку подвернёшься. Вот следы перед вами, точь-в-точь как у Волколака. Наш, канцелярский, Алексашка Майлов и есть этот Волколак. Он конюха Ваську и съел. Я часто замечала, что пахнет он жиром, толи гусиным, толи бараньим. И волосы у него жёсткие как у волка. Он и есть Волколак-чародей.
– Уймись баба, не гневи Бога. Откуда здесь Волколаки, волков-то всех уже отвадили, одни лисы остались. Курей таскают в округе. Ох, и Марфа, ни как ты не остынешь. Баба да бес, один у них вес. Посмотрите, ваше благородие, ход следа явно людской, как охотник вам говорю. Кто-то надевал специальную обувку со следами, похожими на волчьи и ходил здесь вокруг камня и на выходе из рощи. Шутят люди, только неизвестно кто?
– Если не Волколаки, тогда Волколисы. Всё одно, нечистой силой здесь пахнет, стоять на этом буду, – не унималась Марфа, посмотрев, на весёлую и довольную от приключения Ольгу.
– Вы хоть, барыня, меня поддержите. Что от этого мужика взять, мелит сам чего не знает? Кроме коней своих ни в чем не разбирается. Ни в бабах, ни в нечистой силе. Только одно знает, как про нас обидные словечки всякие и поговорки прилюдно говорить. Сам бобылём живет, поэтому и мозгов уже не осталось. Скоро улыбаться не сможет и жизни радоваться перестанет, – шумливо и быстро проговорила женщина.
Евграфу давно уже начало казаться, что эта Марфа-травница ухлёстывает за управляющим, поэтому и применяет все свои чары для покорения мужика, вплоть до откровенных упрёков в безразличии к себе. Сама она была одного возраста с Михаилом Ивановичем, лет пятидесяти, может самую малость побольше. По деревенским меркам ещё достаточно красивая и крепкая баба. Внешне была она ширококостной, с весёлым и раскрасневшимся приятным лицом, длинными, черными волосами, спрятанными под платок.
«Но следы она не придумала ради Михаила Ивановича. Кровь на камне не сама разлила, кто это сделал и для каких-то целей? Речь её, конечно, деревенская, иногда не грамотная. Но кажется иной раз, что она это делает специально. Только зачем, не понятно? Не так глупа, как хочет казаться», – подумал сыщик.
Прилепская красавица не унималась, не давая опомниться уныло и хмуро стоящему возле Евграфа, рассматривающего следы причудливых зверей, управляющему. Возможно, пользуясь молчаливостью Тулина и поддержкой Ольги, которая весело смеялась на каждое выступление Марфы.
– Что, Михаил Иванович, упустил конезавод? Кошка да баба всегда в избе, а мужик то должен быть во дворе. Надо смотреть за хозяйством. Вот, Николай Никитич Добрынин, тебе головёнку и отшибёт и бородку выщиплет. Не соображаешь ничего про Волколаков, так может про домовых тебе рассказать? Ты хоть когда-нибудь домового видел? Хотя откуда тебе. От бобыля и домовой уйдёт. Что с тебя взять, мужика, что бабе показать стыдно, то мужику смех, – не унималась Марфа.
– Успокойся, Марфа, дай его благородию разобраться во всех делах. Что тебе под хвост попало? Всё неймётся! – устало сказал побеждённый управляющий.
– Михаил Иванович, молчу, молчу! Не буду более мешать ни его благородию, господину сыщику, ни вам, человеку бывалому и на нашем конезаводе властью оделённому, – хитро сказала крестьянка, посматривая на него с некой любовью и весельем.
Тулин внимательно осмотрел место с остатками пищи и кровью, после этого направился к обрыву, пригласив с собой Михаила Ивановича. В дальнейшем, спустился, держась за деревья вниз и пошёл по тропинке, ведущей вдоль обрыва. Через некоторое время его взгляд упёрся в достаточно широкий лаз, уходящий в землю, под обрыв. Лаз был занавешен каким-то холщовым плотным тряпьем, грязным и бесцветным. Сыщик достал пистолет и сдернул холщовую ткань от входа. Взгляду представилась небольшая пещерка-нора, человек на двух-трёх не более, и то если располагаться близко друг другу. Пол был ровный, имевший по трём углам лежанки из сена и лапника. Только напротив входа лежанка отсутствовала. В середине пещерки имелся очаг, сделанный из небольших камней. На лежанках лежали двое связанных человек с мешками на головах, которые услышав шум от сдернутой ткани начали шевелиться и мычать. Видимо, во рту у них были кляпы. Тулин подал знак управляющему, тот залез, скрючившись в половину своего роста, в земляную нору, и достал оттуда волоком первого человека. Вытащив, снял с головы мешок и выдернул грязный кляп изо рта. Взору сыщика и управляющего предстал господин, с жесткими, коротко подстриженными волосами на голове. Надменным лицом и невообразимо дурно пахнувший, видимо от собственных испражнений. Это был Александр Майлов. Как только ему вытащили кляп, господин начал злобно орать, при этом внимательно осматривая своих спасителей.
– Я, господа, никому не позволю издеваться надо мной. Буду жаловаться губехнатоху, полицмейстеху и начальнику жандахмского упхавления. Подобное отношение ко мне недопустимо! Хиски, котохым я подвехгаюсь, не соответствуют денежному содеханию. Тхебую компенсации и пхошу запомнить моё ненадлежащее состояние, гханичащее с хиском для жизни. Тхебую немедля напхавить меня к голове, Добхынину для выяснения всех вопхосов. Иначе суд, господа!
Майлов страшно картавил и, видимо, этот недостаток речи в большей степени проявлялся